everybody lies and everybody dies, and everybody is worthy of love
Миниатюра об одном детсокм воспоминании
Что тебе нарисовать? (грустно)
читать дальшеОднажды в детстве мне случилось лежать в больнице. Ничего со мной страшного не было — на улице укусила собака — ну, вернее, не укусила даже, а стянула с меня варежку и поцарапала кожу зубом, но мама моя боялась бешенства, она повезла меня в травмпункт, а там укус расценили, как первую категорию опасности (лицо-руки) и, согласно инструкции, отправили под стационарное наблюдение.
В палате был контингент самый разный — тяжёлая пятилетняя девочка с диабетом, школьница с бронхитом, другая — с пиелонефритом, взрослая девочка, почти девушка, с язвенным колитом — в общем, обычная мешанина детского широкопрофильного отделения.
Помню до сих пор совершенно особый запах больницы — я вновь почувствовала его, занимаясь на цикле пропедевтики детских болезней и вспомнила то ощущение тоски и заброшенности, которое приходит к ребёнку, вынужденному ночевать в незнакомом месте с незнакомыми людьми, которые делают больно — анализы крови, уколы — без мамы, без привычных стен и игрушек.
Ночь прошла, наступило утро, я сидела на кровати , как вы понимаете, не в самом весёлом настроении и ждала, когда мама придёт навестить меня, как вдруг в палату вошёл довольно большой мальчик с коробкой в руках. Сейчас я думаю, что ему было лет двенадцать, но мне — восьмилетке — он показался авторитетным и почти взрослым.
- Ты новенькая? - спросил он деловито. - Как тебя зовут?
Я призналась, что меня зовут Олей.
- А меня — Денис, - весело сказал он. - Что тебе нарисовать?
Он открыл свою коробку, и там я увидела карандаши, фломастеры, целый набор акварельных красок и блокнот.
- Мушкетёра, - попросила я, уже в те времена будучи ярой поклонницей усатого и отважного д`Артаньяна.
Денис кивнул и, положив на тумбочку свой блокнот, принялся рисовать.
Мне сейчас трудно судить о его технике и умении, но тогда, я помню, свеженарисованный мушкетёр понравился мне чрезвычайно. Он был в ярко-голубом плаще с жёлтыми крестами, у него была шпага и шляпа с перьями, на лице топорщились усы — всё, как надо.
Закончив рисунок, Денис вырвал страничку из блокнота и отдал мне.
Только теперь я обратила внимание, что у каждой девочки над кроватью липкой лентой или пластырем прицеплены к стене рисунки. Позже я узнала, что в палате висеть им не полагалось по санитарным правилам, и перед обходом их снимали и прятали в тумбочки, но потом снова вешали. И не только в нашей палате — во всех палатах этажа, над каждой кроватью.
У девочки с диабетом это был волк из «Ну-погоди», у девочки с пиелонефритом — принцесса в королевской мантии и с короной, у взрослой девочки — забавный пёсик с поднятым ухом — может быть, он напоминал ей об оставшемся дома четвероногом друге.
Мне стало веселее — теперь я была не просто чужая девочка в чужой палате — нас всех объединяло уже нечто общее: картинки Дениса.
Я пролежала в больнице не слишком долго — через две недели меня выписали, потому что укусившая меня собака не заболела бешенством, и курс прививок не стали проводить — ввели только иммуноглобулин. Но каждый раз, когда в отделение поступал кто-то новенький, наутро у его кровати появлялся со своей коробкой Денис и спокойно спрашивал: «Как тебя зовут? Что тебе нарисовать?»
Я забыла о Денисе, да и вообще больница вспоминалась мне смутно, заслонённая другими делами, школой, подругами, поступлением в ВУЗ. Я вспомнила о нём, придя на цикл пропедевтики детских болезней и вдохнув тот самый, въевшийся в память, запах. Я рассказала о мальчике с блокнотом и красками преподавателю группы. «Денис?» - переспросила она, и её лицо затуманилось. Она прекрасно помнила этого мальчика. Он был старожилом больницы, его знали все врачи и медсёстры. Его болезнь — системная красная волчанка — плохо поддавалась лечению, и в тринадцать лет, через год после моего знакомства с ним, он умер от почечной недостаточности здесь же, в детском отделении. Когда она так сказала, когда я узнала об этом, мне вдруг сделалось больно в груди, а я была тогда совсем молодая и даже не знала, что сердце может болеть. Но я прикрыла глаза на миг — и боль прошла, словно подошёл к моей кровати и сел рядом двенадцатилетний мальчик с коробкой карандашей и красок, раскрыл альбом и ласково спросил: «Ты — новенькая? Как тебя зовут? А меня — Денис. Что тебе нарисовать?»
Что тебе нарисовать? (грустно)
читать дальшеОднажды в детстве мне случилось лежать в больнице. Ничего со мной страшного не было — на улице укусила собака — ну, вернее, не укусила даже, а стянула с меня варежку и поцарапала кожу зубом, но мама моя боялась бешенства, она повезла меня в травмпункт, а там укус расценили, как первую категорию опасности (лицо-руки) и, согласно инструкции, отправили под стационарное наблюдение.
В палате был контингент самый разный — тяжёлая пятилетняя девочка с диабетом, школьница с бронхитом, другая — с пиелонефритом, взрослая девочка, почти девушка, с язвенным колитом — в общем, обычная мешанина детского широкопрофильного отделения.
Помню до сих пор совершенно особый запах больницы — я вновь почувствовала его, занимаясь на цикле пропедевтики детских болезней и вспомнила то ощущение тоски и заброшенности, которое приходит к ребёнку, вынужденному ночевать в незнакомом месте с незнакомыми людьми, которые делают больно — анализы крови, уколы — без мамы, без привычных стен и игрушек.
Ночь прошла, наступило утро, я сидела на кровати , как вы понимаете, не в самом весёлом настроении и ждала, когда мама придёт навестить меня, как вдруг в палату вошёл довольно большой мальчик с коробкой в руках. Сейчас я думаю, что ему было лет двенадцать, но мне — восьмилетке — он показался авторитетным и почти взрослым.
- Ты новенькая? - спросил он деловито. - Как тебя зовут?
Я призналась, что меня зовут Олей.
- А меня — Денис, - весело сказал он. - Что тебе нарисовать?
Он открыл свою коробку, и там я увидела карандаши, фломастеры, целый набор акварельных красок и блокнот.
- Мушкетёра, - попросила я, уже в те времена будучи ярой поклонницей усатого и отважного д`Артаньяна.
Денис кивнул и, положив на тумбочку свой блокнот, принялся рисовать.
Мне сейчас трудно судить о его технике и умении, но тогда, я помню, свеженарисованный мушкетёр понравился мне чрезвычайно. Он был в ярко-голубом плаще с жёлтыми крестами, у него была шпага и шляпа с перьями, на лице топорщились усы — всё, как надо.
Закончив рисунок, Денис вырвал страничку из блокнота и отдал мне.
Только теперь я обратила внимание, что у каждой девочки над кроватью липкой лентой или пластырем прицеплены к стене рисунки. Позже я узнала, что в палате висеть им не полагалось по санитарным правилам, и перед обходом их снимали и прятали в тумбочки, но потом снова вешали. И не только в нашей палате — во всех палатах этажа, над каждой кроватью.
У девочки с диабетом это был волк из «Ну-погоди», у девочки с пиелонефритом — принцесса в королевской мантии и с короной, у взрослой девочки — забавный пёсик с поднятым ухом — может быть, он напоминал ей об оставшемся дома четвероногом друге.
Мне стало веселее — теперь я была не просто чужая девочка в чужой палате — нас всех объединяло уже нечто общее: картинки Дениса.
Я пролежала в больнице не слишком долго — через две недели меня выписали, потому что укусившая меня собака не заболела бешенством, и курс прививок не стали проводить — ввели только иммуноглобулин. Но каждый раз, когда в отделение поступал кто-то новенький, наутро у его кровати появлялся со своей коробкой Денис и спокойно спрашивал: «Как тебя зовут? Что тебе нарисовать?»
Я забыла о Денисе, да и вообще больница вспоминалась мне смутно, заслонённая другими делами, школой, подругами, поступлением в ВУЗ. Я вспомнила о нём, придя на цикл пропедевтики детских болезней и вдохнув тот самый, въевшийся в память, запах. Я рассказала о мальчике с блокнотом и красками преподавателю группы. «Денис?» - переспросила она, и её лицо затуманилось. Она прекрасно помнила этого мальчика. Он был старожилом больницы, его знали все врачи и медсёстры. Его болезнь — системная красная волчанка — плохо поддавалась лечению, и в тринадцать лет, через год после моего знакомства с ним, он умер от почечной недостаточности здесь же, в детском отделении. Когда она так сказала, когда я узнала об этом, мне вдруг сделалось больно в груди, а я была тогда совсем молодая и даже не знала, что сердце может болеть. Но я прикрыла глаза на миг — и боль прошла, словно подошёл к моей кровати и сел рядом двенадцатилетний мальчик с коробкой карандашей и красок, раскрыл альбом и ласково спросил: «Ты — новенькая? Как тебя зовут? А меня — Денис. Что тебе нарисовать?»
@темы: На подумать, за жизнь потрепаться, Что смотрю? Что читаю? Что вижу? Что чувствую, Личное