everybody lies and everybody dies, and everybody is worthy of love
это - сиквел вдогонку фику "Карандаши опасны", о котором я уже упоминала прежде как о вбок сиквеле другого жуткого фика "Контракт" ( насколько я знаю, не переведён пока) и фику Корвинны "Немного прикладной термодинамики", по той же вселенной.
Чтобы читатель включился, речь шла о том, что доктор Хаус попал в руки мучителей, его держали в камере избивали, переломали кости, выкололи глаза и проткнули барабанные перепонки. После освобождения он получил денежную компенсацию от вдовы своего мучителя, ему частично восстановили слух и суррогатное зрение с помощью специальных очков, он вернулмся к работе, постепенно справляясь с посттравматическим синдромом. Нижеследующее - продолжение его истории ещё через какое-то время.
Итак: Король улыбок
автор: hoelmes
фандом: Хаус
рейтинг: никакого, потому что без
действующие лица: Хаус, Уилсон, Кларенс плюс выдуманный персонаж.
часть первая
читать дальше①
Я впервые увидела его на конференции, посвящённой разработке новейших проектов медицинской робототехники, которую задумали провести почему-то в помещении Международного Делового Центра в самом сердце города. Позже, когда мы были знакомы уже не первый день, он спросил меня: «Знаете, почему это место называется «даунтаун»? Это – средоточие олигофренов. Потому что только олигофрены не могли предвидеть, во что превратиться парковка, когда сюда съедутся участники конференции.
И, действительно, ничего ужаснее той парковки я не помню: подземные места были заняты уже к половине девятого, когда регистрация ещё и не началась – мне пришлось искать, где приткнуться наверху, и не успела я найти крохотную лазейку, как по моей водительской двери с хорошей силой стукнула дверца стоящего рядом автомобиля, и сварливый голос поинтересовался, кто из родителей меня научил так прижиматься к незнакомым людям.
- Вы мне мешаете выйти, что я расцениваю, как ограничение моих гражданских прав и свобод.
- Вы же видите, как всё забито! - возмутилась я. – При вашем сложении вам места предостаточно, а вы так шарахнули дверцей, что, наверное, поцарапали мне краску.
Действительно, человека, заговорившего со мной с пассажирского кресла серебристого «Вольво», стоило назвать, скорее, худым, чем толстым. На вид ему можно было дать лет пятьдесят, хотя несложно и ошибиться, потому что лица почти совсем не было видно за пижонскими очками, обвешанными какой-то незнакомой мне фурнитурой. Мне показалось, что там и встроенный микрофон, и подсветка, и какие-то датчики – во всяком случае, в верхней части сложной и толстой оправы мигал оранжевый индикатор. И одежда его была под стать – навороченный, хотя и не новый, джинсовый костюм, карманы на котором вызывающе топорщились, ремень с массивной пряжкой и голубая рубашка-поло с надписью над кармашком: «Король улыбок», хотя представить себе улыбку на этих плотно сжатых губах лично мне было затруднительно. Кроссовки же, судя по всему, стоили не меньше, чем весь мой гардероб вместе взятый. Я прикинула на глазок общую стоимость прикида этого «Короля улыбок» - выходило, что в средствах он, ну, никак не стеснён. К тому же он, похоже, имел и личного шофёра, и секьюрити: на водительском месте у него сидел интересный шатен в строгом костюме-тройке с галстуком, точь-в-точь под цвет машины, а на заднем сидении – в обнимку с каким-то громоздким агрегатом – здоровый бритый негр в спортивном комбезе с пудовыми кулачищами.
Тут же, впрочем, выяснилось, что шофёр едва ли наёмный работник, потому что он обратился к своему пассажиру без тени почтения:
- Не начинай скандал и не пугай девушку, я тебя прошу. Давай мы хотя бы однажды для разнообразия зарегистрируемся без эксцессов.
«Похоже, этот тип тоже прибыл на конференцию», - подумала я. Мне сделалось интересно.
- Я готов молчать, как рыба, - откликнулся сварливый «Король улыбок» тем же тоном, - если ты просветишь меня, как мне теперь протиснуться в щель между твоей и её колымагами.
- Подожди протискиваться - я сейчас сам подвину автомобиль, как нужно, и ты выйдешь.
- Что, неужели места недостаточно? – возмутилась я.
- Для твоей тощей задницы и меньшего бы хватило, - немедленно отреагировал «Король улыбок». – Для инвалидного кресла – мало.
Только теперь я догадалась, что агрегат на заднем сидении – сложенное инвалидное кресло, а заодно обратила внимание на то, что прежде не бросилось мне в глаза: и руки, лежащие на коленях, и сами обтянутые джинсами колени «Короля улыбок» выглядели неумело слепленными из пластилина подобиями человеческих рук и коленей – с буграми и неровностями в самых неожиданных местах. Мне сделалось неловко – оказывается, я вступила в перебранку с беспомощным калекой.
- Простите, - пробормотала я. – Я не подумала…
- Не подумала, что человек, чей скелет больше смахивает на корягу, должен пользоваться инвалидным креслом? – фыркнул он. - Недалёкого же ты ума, девочка!
- Хаус, перестань, - снова попросил шофёр, и только тут до меня дошло, что «Король улыбок» - тот самый знаменитый врач-инвалид из Принстона, доктор Хаус. Несколько лет назад о нём писали и говорили, как о жертве садиста-маньяка, человеке, искалеченном и лишившимся зрения и слуха после издевательств в одиночной камере, куда он был водворён по ложному обвинению. Я знала также, что он получил сложное восстановительное лечение, несколько операций на органе слуха, костную пластику, но я и подумать не могла увидеть его на конференции, на которую сама привезла наш уникальный проект в области заместительного протезирования.
- Так вы – доктор Хаус? – на всякий случай уточнила я. – Доктор Грегори Хаус? – боюсь, в моём голосе послышалось восхищение, потому что «Король улыбок» недовольно поморщился, а ответил, как разболтанный подросток:
- Ну? И чо? – он уставился своими очками прямо мне в лицо, и я подумала, что насчёт слепоты журналисты преувеличили: он явно видит.
- Я… я восхищаюсь вашим мужеством, доктор. То, что вы смогли после всего, что с вами произошло…
Он сморщился так, словно надкусил через кожуру недоспелый лайм:
- Ой, отвали! – протянул длинную руку, ухватил своей изуродованной кистью дверцу и так хватанул ею, закрывая, что металл громко лязгнул. Шофёр его дёрнулся и хотел было что-то сказать, но передумал – только втянул носом воздух и, прикрыв глаза, медленно выдохнул, успокаивая нервы, а негр-секьюрити так и не пошевелился.
Разумеется, я поспешно освободила парковочное место и поехала искать другое, которое нашлось с таким трудом и так далеко от центрального входа, что я едва не опоздала к началу первого доклада. А предстояло ещё сбросить слайды презентации на общий проектор.
Но, входя в зал, я снова невольно зацепилась глазами за уже знакомую троицу – «Король улыбок» восседал в инвалидном кресле в боковом проходе на уровне третьего ряда, игнорируя специальные места для инвалидов, негр его стоял рядом, а шофёр сидел на соседнем месте с прицепленным к лацкану пиджака бейджем: «Доктор Джеймс Уилсон. Онкология. Принстон»
Место через проход оказалось свободным, и я заняла его, тут же услышав тихую перебранку:
- Ни хрена не вижу, - раздражённо шипел «Король улыбок», пытаясь своими изуродованными, но довольно подвижными пальцами что-то подкрутить на оправе своих оригинальных очков. – Поправь сейчас.
- Хаус, я не могу этого сделать, пока очки на тебе. И ты не можешь их снять прямо в аудитории.
- Почему? Из страха шокировать нервных подростков и вызвать преждевременные роды у беременных? Поправь сейчас.
- Поправлю в перерыв. А пока просто слушай – слайды будут в записи.
- Нет, я хочу видеть слайды, а не просто слушать, параллельно выжигая мозг бессмысленными пятнами. Поправь сейчас, или я их вообще сниму и буду сидеть без них до перерыва.
Доктор Уилсон тяжело вздохнул, сдаваясь, и, потянувшись, осторожно снял с него очки. К счастью, большинство смотрело на сцену, поэтому от визга пришлось удерживаться только мне. То место на лице доктора Хауса, где должны были быть глаза, представляло собой белесоватое от келоидных шрамов поле с двумя углублениями пустых глазниц, немного похожих на воронки от снарядов – в детстве видела такие на полигоне, куда меня возил отец – военный. Прямо из этих воронок у их наружного края торчали какие-то металлические штуковины, похожие на жвала или усики насекомого, заканчивающиеся плоскими металлическими же пластинами. Я поняла, что это – контакты для очков, являющихся, по-видимому, электронными преобразователями света в модулируемые нейроимпульсы – слышала о таком ноу-хау института нейрохирургии. Я даже вспомнила, что такие же контакты должны быть у доктора Хауса вживлены и где-то сзади, ближе к затылку, к зрительной зоне мозга. Так вот, значит, как он видит…
Несмотря на всё то, что он говорил, доктор Хаус явно не хотел публичной демонстрации своего лица - ожидая, пока доктор Уилсон что-то там сделает с его очками, он ссутулился, опустил голову и прикрылся ладонями с боков. Докладчик между тем продолжал выступление, но я почти перестала воспринимать, что он говорит, а вместо этого ожесточённо грызла ноготь и моргала, как заведённая, лишь бы не разреветься. Меня трясло и больше всего на свете хотелось сейчас съёжиться и обхватить себя руками за плечи.
Как вдруг я заметила, что «доктор Уилсон. Онкология. Принстон» перестал возиться с оправой и пристально смотрит на меня, укоризненно качая головой. Мне захотелось теперь не только обхватить себя руками, но и, пожалуй, провалиться сквозь землю. Не помню, как я отвела взгляд и уставилась в экран своего ноутбука, но когда мне снова хватило решимости взглянуть на них, всё уже было в порядке: очки заняли место на лице своего владельца, и, судя по положению головы доктора Хауса, он как-то смотрел на экран.
Мой доклад следовал сразу после перерыва. Едва этот перерыв объявили, доктор Уилсон наклонился к «Королю улыбок» и что-то спросил. По тому, как доктор Хаус поворачивал голову, слушая его, я поняла, что слышит он только одним ухом, и на этом ухе у него – в дополнение к очкам – висела ракушка – динамик, не то для телефона, не то – связь с переводчиком. Вопросов было задано, судя по всему три: на первый он кивнул, на второй помотал головой отрицательно, а на третий вдруг засмеялся и, хлопнув искалеченной рукой доктора Уилсона по колену, сам что-то спросил. Вид его смеющихся губ и звук его смеха после того, что я успела увидеть у него под очками, слегка шокировали, а громила-негр, в свою очередь, пошептавшись с ними обоими, тут же снялся с места и вдруг шагнул прямо ко мне.
- Доктор Нора-Энн Кастл? – спросил он, указывая на мой бейджик. Против ожидания, голос у него оказался мягкий и довольно интеллигентный.
- Да, это я.
- Очень приятно. Меня зовут Кларенс. Скажите, ведь это ваш доклад заявлен первым во второй части, правда? Ну, конечно, ваш… Доктор Уилсон – вон тот человек, в сером костюме – просит вас уделить ему и доктору Хаусу после окончания конференции несколько минут для конфиденциального разговора. Вы могли бы спуститься в маленький бар в первом этаже, чтобы встретиться с ними в непринуждённой обстановке? Это не займёт много вашего времени, доктор Кастл.
- Ну, конечно, - пробормотала я, при этом не совсем понимая, о чём они могут хотеть конфиденциально говорить со мной. Впрочем, попроси меня сейчас доктор Уилсон станцевать перед доктором Хаусом стриптиз на столе, я бы и то, пожалуй, согласилась – у меня так и стояло перед глазами изрытое воронками поле военного полигона. Человек с таким пейзажем на месте глаз и с торчащими из головы металлическими контактами, мне показалось, имеет право требовать от людей с нормальным зрением немного большего, чем они от него.
Заручившись моим согласием, Кларенс кивнул и пошёл по проходу к выходу из зала. Впрочем, отсутствовал он недолго – вернулся с двумя стаканчиками кофе, один из которых предложил доктору Уилсону, а второй вместе с приличного размера чизбургером - доктору Хаусу.
С бутербродом и кофе доктор Хаус управлялся ловко, но движения его пальцев выглядели странными и неестественными. Казалось, что суставы в них расположены не там и не так, как у других людей, хотя растяжка у него была при имеющихся условиях – будь здоров, я когда-то училась в музыкальной школе, и знаю, что такое достигается упорными многочасовыми упражнениями. Ему как раз хватило перерыва, чтобы доесть и допить, а выбрасывать стаканчики негр шёл уже под утихающий шум рассаживающихся по местам участников конференции.
Я встала и пошла к кафедре, слыша на ходу, как председательствующий доктор Конноли объявляет залу о моих регалиях.
Доклад занял не слишком много времени – демонстрационные кадры всё сказали лучше, чем мог бы любой оратор. Наш аппарат, изготовленный из гибкого пластика, управлялся электронным мозгом, контактирующим с мозгом пациента через уникальный интерфейс – именно из-за этого интерфейса мы и могли претендовать на признание и финансирование. Последнее, кстати, и было основной целью моего приезда сюда. В качестве модели нами был продемонстрирован опытный образец, при помощи которого пациент сорока лет с тяжёлой формой амиотрофии демонстрировал свои первые шаги. Без нашего аппарата он с трудом мог поворачиваться в постели, но, закрепив на его теле приводы и каркас на подвижных шарнирах, мы наглядно продемонстрировали не просто появившуюся у него возможность ходить, но – и это главное – возможность самому управлять своими перемещениями в пространстве, без посторонней помощи.
- Конечно, вы видите, что все эти движения не плавные и не точные, - извиняющимся тоном завершила выступление я, - но ведь и младенец учится ходить неуверенно, хотя он-то пользуется аппаратом, данным ему от Бога – строителя куда более умного и умелого, чем его жалкое подобие – человек.
- Это ж надо, так изгадить под конец собственное выступление, - раздался из зала уже знакомый мне голос – не то, чтобы очень громкий, но вполне слышимый. – По-вашему, творец, подаривший миру заболевания опорно-двигательного аппарата, заслуживает большего, чем его «жалкое подобие», взявшееся избавить мир от последствий оных? Или этой ложной скромностью и ложным же самоуничижением вы надеетесь что-то для себя выторговать?
Доктор Хаус развалился в своём кресле, вытянув ноги куда дальше подножки, одну руку свесив с подлокотника, а другой картинно подперев голову, и неотрывно пялился на меня своими светопреобразующими очками. Я совершенно растерялась, а, растерявшись, по своей дурной привычке, впала в крайность и начала дерзить:
- Выторговывать мне нечего, доктор Хаус – я тут не коней продаю. Но речь идёт о большой работе, ещё и наполовину не проделанной. Так что нас ещё ожидают впереди трудности и подводные камни, о которые всё может разбиться, что, собственно, и мешает мне равнять себя с богом. Потому что, как бы ни был наш аппарат хорош, он не вернёт человеку подвижности его мышц или чувствительности нервов при их парализации. Но мы уже сейчас можем помочь этому человеку обрести контроль если не над телом своим, то над своей жизнью, во всяком случае, а это стоит довольно дорого – как человек, зависящий от посторонних, сами знаете…
За последнюю фразу меня бы следовало пристыдить и даже отшлёпать – последнее дело переходить на личности, но уж очень он меня выбесил своим небрежным тоном.
Однако мой оппонент виду не подал, что задет.
- Кто руководит проектом? – всё так же насмешливо спросил он. – Кто послал сюда молодую красивую куклу и дёргает её за ниточки из-за кулис?
Я, конечно, понимала, что это – маленькая месть – не более того – но всё-таки у меня задрожал голос.
- Доктор Хаус, аппарат «Электромиостеп» - моё изобретение. И руководитель проекта – я.
Не знаю, что бы он на это ответил, но, видимо, мой собственный ответ прозвучал так отчаянно, что аудитория, сжалившись надо мной, наконец-то разразилась аплодисментами.
На своё место я не пошла – ведь мне пришлось бы снова проходить мимо «Короля улыбок» и его свиты. Так что я просто села на свободное кресло в другом секторе зала и сидела, постепенно успокаиваясь, пока не вспомнила о назначенной мне встрече в баре.
Не то, чтобы я перестала думать, будто доктор Хаус по-прежнему достоин стриптиза на столе, но энтузиазм, с которым я готова была всего каких-нибудь полчаса назад его исполнить, несколько потускнел. Как вдруг я почувствовала, что меня легонько толкают и суют в руку записку. Не слишком чётким почерком, сильно наклонённым влево, там было написано: «Пожалуйста, извините выходку моего друга, доктор Кастл, и, дважды пожалуйста, не отказывайтесь от разговора о котором я просил вас через Кларенса. Джеймс Уилсон». Я подняла голову и посмотрела в их сторону. Доктор Уилсон глядел прямо на меня, ожидая ответа. Я кивнула головой. Тогда и он кивнул мне и улыбнулся, явно успокоенный и удовлетворённый.
До конца последнего доклада доктор Хаус не высидел – что-то сказал своим спутникам, и я увидела, как негр с извиняющимся лицом покатил его кресло по проходу к выходу, и сам Хаус казался в нём как-то одновременно и напряжённым, и усталым. Следом потихоньку выскользнул и Уилсон.
Дождавшись начала прений и убедившись в том, что моего проекта они, пожалуй, так и не коснуться, я через какое-то время и сама потихоньку выбралась из зала.
Маленький бар, о котором говорил Кларенс, оказался на удивление уютным и приятным местом. Стены, обитые светлым деревом, наводили мысли на что-то домашнее, патриархальное, и даже барная стойка выглядела, как бабушкин буфет, в котором всегда найдётся свежее варенье. В зале было немноголюдно, на эстраде играл живую, а не громко агонизирующую, музыку джаз-квартет, и я от входа сразу увидела тех, с кем собиралась встретиться. Доктор Уилсон тянул через трубочку коктейль, чёрный секьюрити с аппетитом уничтожал рагу, а сам «Король улыбок»… он, кажется, спал, свесив голову на грудь, а руки – с подлокотников своего инвалидного кресла. Странно, но на колене у него я заметила какую-то странную вещицу – мягкую, некогда белую, но уже замызганную игрушку, сделанную в виде продолговатой таблетки с тонкими ручками и ножками, бусинками-глазами и большой выпуклой буквой «V» на корпусе.
Когда я приблизилась, доктор Уилсон, стараясь проделать это украдкой, быстрым движением прихватил игрушку и хотел спрятать в карман, но Кларенс придержал его руку:
- Не надо. Док может расстроиться.
Тогда Уилсон передумал и аккуратно затолкал игрушку в нагрудный карман «Короля улыбок». Я подумала, что эта вещица могла быть чем-то вроде талисмана, но додумать эту мысль не успела – доктор Уилсон сделал жест, повелевающий мне остановиться в паре шагов от столика, и положил руку спящему доктору Хаусу на плечо:
- Хаус, дружище, - негромко позвал он, поглаживая это плечо мягкими круговыми движениями. – Проснись. Мисс Кастл пришла.
Хаус вздрогнул, весь как-то неуловимо передёрнулся, качнул головой, подобрал ноги на подножку и сел прямо. Я имею в виду, настолько прямо, насколько мог, потому что его грудная клетка горбато кривилась, и ему стоило труда удерживать положение, являющееся для здорового человека физиологичным. Убедившись, что он проснулся, Уилсон оставил его плечо, встал и предложил мне стул.
- Простите, что заставили вас ждать, да ещё так невежливо,- самым светским и бесстрастным тоном проговорил он. - Но доктор Хаус задремал, утомлённый долгим заседанием, а для него очень важно просыпаться в обществе только близко знакомых людей.
- И когда это я успел онеметь настолько, что стал нуждаться в специальном говорильном аппарате вне моей собственной гортани, да ещё с ангажементом в «Sorry solution - community»? – с едким сарказмом перебил его «Король улыбок», а мне небрежно махнул рукой, одновременно вроде бы и приветствуя, и указывая на стул. – Ну, садитесь, «жалкое подобие творца», поболтаем… Что будете пить? Скотч? Текилу? Может быть, виски?
- Спасибо, - отказалась я. – Предпочитаю разговор на трезвую голову. Как я поняла, доктор Хаус, вы, несмотря на столь явный скепсис там, в зале, заинтересовались нашим проектом? – я обращалась прямо к нему, а не к позвавшему меня на встречу Уилсону, потому что определить, кто у них правит бал, не составляло труда.
- Эти очки несовершенны, - вдруг сказал доктор Хаус, как мне подумалось, нечто, на первый взгляд никак не относящееся к теме. – Если речь идёт о плоском изображении – экране телевизора или компьютера, или просто теневом изображении проектора, нужно менять диапазон всех регулировок, да и то картинка дерьмовая, а переводя взгляд на предметы реального мира, приходится проделывать это снова. Очень неудобно. Разрешение плохое, цветопередача вообще на нуле. Это немного похоже на те мутные кадры из старых фильмов, когда герой смотрит в темноте через инфракрасный прицел в затылок какому-нибудь феерическому злодею. К тому же, есть проблемы и помельче: например, гаджет тяжеловат, к концу дня голова начинает болеть, да и места выхода контактов постоянно травмируются – это предрасполагает к неоплазиям.
Я слушала, не вполне понимая, зачем он это всё говорит.
- Тем не менее, - продолжил он, - для меня это – единственная возможность получать хоть какое-то подобие зрительных образов, а если разобраться, не так это и мало. У меня нет глаз, они вырезаны из глазниц – не слишком приятное зрелище, поэтому мой человеколюбивый друг настаивает на том, чтобы я никогда не снимал очков прилюдно. Его мотивы можно понять. И ваш творец не дал мне возможности видеть на бис, хотя на мученика – настоящего, коронованного, с нетленными мощами – я вполне себе тяну, а по библейским канонам это должно давать определённые гарантии. Но нет – ничего, даже жалкий шматок сетчатой оболочки не вырос бы у меня за одну ночь, как бы горячо я ни молился. А вот «жалкие подобия» сделали это, - он легонько постучал своим изуродованным пальцем по краю оправы, - и я могу даже прочесть крупный шрифт – ну, правда, очень крупный - такой, например, каким был набран заголовок вашей презентации. Могу прочесть его «глазами», не имея глаз, как таковых – по вашему, это меньшее чудо, чем втихаря добавить в воду спирт или собрать в пустыне пару кастрюлек манной каши, принесённой откуда-то ураганом?
- Вы меня сюда ради теологических дебатов пригласили? – кротко спросила я. – Если да, то я, пожалуй, в таких спорах некомпетентна. Думаю, однако, дело не в библейских притчах, а всё-таки в «электромиостепе». Потому что «встань и иди» сейчас вернее дождаться от науки, чем от господа.
Второй раз за сегодняшний день я услышала смех доктора Хауса – отрывистый и короткий.
- Молодец. Так и бери быка за рога, девчонка – незачем воду лить. А то «жалкое подобие бога», «несовершенство творения»… Впрочем, я не хочу, чтобы вы думали, будто я собираюсь впадать в восторженный транс по поводу вашей разработки: она – тут вы, пожалуй, даже были правы - так же несовершенна и неуклюжа, как мои очки и даёт, скорее, иллюзию контроля, чем истинный контроль над своим телом. Но выбирать мне не из чего – другие ещё хуже. Сами видите, с каким опорно-двигательным аппаратом мне приходится иметь дело. Он разрушен так, что как бы ни изгалялись, ортопеды, остаются вещи, которых не поправишь – перебитые нервы, ложные суставы… У этих ребят золотые руки, но собрать человеческий скелет, как конструктор-лего, им слабо. Да и мне нельзя столько времени проводить под наркозом, эта штука убивает мозг, а мозг – мой рабочий орган. Я уже перенёс тринадцать вмешательств – хорошее число, стоило бы на нём и остановиться. Поэтому ожидаемое деловое предложение: сотрудничество в вашем проекте с тем, чтобы получить в своё распоряжение опытный образец. Что скажете?
Я задумалась. Возможно, доктор Хаус стоил того, чтобы подарить ему «электромиостеп», но позволить ему называть это сотрудничеством только ради его самолюбия, было бы с моей стороны неуважением к его интеллекту.
- Я что-то не вижу путей этого сотрудничества, - честно призналась я. – Вы – не программист, не ортопед, не инженер, даже не хирург – я слабо себе представляю, как вас можно задействовать в проекте, кроме, разве что, роли муляжа.
Уилсон при этих моих словах беспокойно шевельнулся на своём месте, словно собираясь дать мне отпор, и этот чёрный монстр Кларенс нахмурился, но сам «Король улыбок» опередил их.
- А деньги? – резко спросил он. – Есть у вас деньги на продолжение своих экспериментов и инженерных доводок? Хотя вы и сказали мне, что не конями пытаетесь торговать, впечатление такое, что именно конями торговать вы и приехали – ведь никакого научного открытия ваш проект в себе не несёт. Так зачем же вы вылезли с вашим докладом, как не с тайной целью срубить тысчонку-другую на булавки вашему… как его? – «электромиостепу». Кстати, название на редкость идиотское.
- Послушайте, - я почувствовала, что выхожу из себя – главным образом потому, что он с самого начала так запросто вычислил мои меркантильные мотивы пребывания здесь. – Какова цель всех этих ваших издевательств? Я представила проект по теме. Хороший, нужный проект, новаторский проект. Интерфейс между мозгом и искусственной конструкцией – завтрашний день протезирования. Какого чёрта вы цепляетесь ко мне с вашими придирками, ни одна из которых не по существу?
- Потому что по существу проект и впрямь хорош, - спокойно ответил он и добавил, снова повергнув меня в лёгкий шок. – Что вы скажете, если я возьмусь профинансировать следующий этап?
Я смотрела на него во все глаза, но, кажется, он не шутил. К тому же, человек, сумевший заполучить для себя такие очки, по моим подсчётам, должен был стоить не меньше десятка миллионов долларов, так что я подумала-подумала и спросила:
- Какой же суммой вы готовы пожертвовать?
Он помолчал, потрогал пальцами нагрудный карман, бугрившийся над засунутой туда мягкой игрушкой, после чего небрежно буркнул:
- Пять миллионов.
- Сколько? – ахнула я, никак не готовая к такой сумме.
- Хаус… - протестующе подал голос доктор Уилсон. – Может быть, стоит сначала…
- Пять миллионов, - на этот раз отчётливо повторил он. – Может быть, эти деньги принадлежат не мне, а тебе, Уилсон? Может быть, это твоя компенсация за некоторые неудобства, связанные с выкалыванием глаз и выламыванием костей? Может быть, кто-то сегодня ночью счёл меня недееспособным и назначил тебя мне в опекуны? Я говорю «сегодня ночью», потому что только вчера я снимал деньги с карточки, и счет не был заблокирован. А сегодня мне уже не обойтись без твоей санкции?
Кажется, это был какой-то старый конфликт между ними, поэтому напряжение в голосе доктора Хауса, хотя он говорил очень тихо, показалось мне чрезмерным. И Уилсон тут же стушевался, и голос его упал:
- Нет-нет, конечно, нет, Хаус. Решения принимаешь ты, полностью ты, - забормотал он. - Я только присутствую, только помогаю тебе с пуговицами и шнурками, ну, ещё со всякими незначащими мелочами, вроде ключей, или мелких монет, или парковочных талонов… да-да, талонов, именно, - он говорил смиренно, очень смиренно, но доктор Хаус как-то беспокойно завозился и даже чуть порозовел – как мне показалось, доктор Уилсон немного уел его, но, не зная предыстории, я не поняла чем, смирением или упоминанием о парковочных талонах. Во всяком случае доктор Хаус снова весь как-то передёрнулся в своём кресле, одной рукой нащупал в кармане игрушку, а другую протянул через стол и толкнул спокойно лежащую возле бокала руку Уилсона.
- Здесь слишком много шума и людей, - извиняющимся тоном проговорил он.
- Конечно, - быстро сказал Уилсон, сразу меняя тон с нарочито смиренного на сочувственный. – Послушай, серьёзно: если ты хочешь вложиться в этот проект, никто не вправе мешать тебе. Но так же дела не делаются, нужно, наверное, посмотреть образец, попробовать его в действии, ну, и потом заключить договор, всё оформить. Нам придётся приехать в институт доктора Кастл, да я и не думаю, что она всё решает единолично – ведь правда же, доктор Кастл?
Не знаю, какого ответа он от меня ждал и не разочаровался ли, но я заявила, что процессуально, как генеральный руководитель проекта, я вполне самостоятельна.
- Хотя, конечно, кота лучше сначала вытащить из мешка.
- Конечно, - сказал Хаус. – Роль муляжа я тоже имею в виду прибрать к рукам, так что без визита в эпицентр робототворения не обойтись. К тому же, буду претендовать на освоение доводки моделей на себе, пока не получу то, что меня устроит.
Только в этот момент до меня, наконец, дошло, что у меня попросту покупают мой «электромиостеп», что называется, на корню. Но я снова посмотрела на фигуру, скорчившуюся в инвалидном кресле, и решила для себя, что не такой уж скверный экземпляр покупателя мне достался – доктор Хаус мог сделаться довольно-таки выигрышной рекламой, если аппарат ему подойдёт. Я представила себе одну из будущих конференций, и как доктор Хаус в своём джинсовом костюме и рубашке-поло с надписью на кармашке, почти закрытой болтающимися ножками человека-таблетки, медленно, с дёрганой грацией марионетки идёт по проходу и поднимается по ступенькам к трибуне, чтобы делать доклад, и мне вдруг до боли захотелось, действительно, увидеть это, увидеть его на ногах, возвышающимся более, чем на шесть футов – судя по всему, он был раньше высокого роста – и в моём страстном желании в этот миг уже почти не было ничего коммерческого.
Чтобы читатель включился, речь шла о том, что доктор Хаус попал в руки мучителей, его держали в камере избивали, переломали кости, выкололи глаза и проткнули барабанные перепонки. После освобождения он получил денежную компенсацию от вдовы своего мучителя, ему частично восстановили слух и суррогатное зрение с помощью специальных очков, он вернулмся к работе, постепенно справляясь с посттравматическим синдромом. Нижеследующее - продолжение его истории ещё через какое-то время.
Итак: Король улыбок
автор: hoelmes
фандом: Хаус
рейтинг: никакого, потому что без
действующие лица: Хаус, Уилсон, Кларенс плюс выдуманный персонаж.
часть первая
читать дальше①
Я впервые увидела его на конференции, посвящённой разработке новейших проектов медицинской робототехники, которую задумали провести почему-то в помещении Международного Делового Центра в самом сердце города. Позже, когда мы были знакомы уже не первый день, он спросил меня: «Знаете, почему это место называется «даунтаун»? Это – средоточие олигофренов. Потому что только олигофрены не могли предвидеть, во что превратиться парковка, когда сюда съедутся участники конференции.
И, действительно, ничего ужаснее той парковки я не помню: подземные места были заняты уже к половине девятого, когда регистрация ещё и не началась – мне пришлось искать, где приткнуться наверху, и не успела я найти крохотную лазейку, как по моей водительской двери с хорошей силой стукнула дверца стоящего рядом автомобиля, и сварливый голос поинтересовался, кто из родителей меня научил так прижиматься к незнакомым людям.
- Вы мне мешаете выйти, что я расцениваю, как ограничение моих гражданских прав и свобод.
- Вы же видите, как всё забито! - возмутилась я. – При вашем сложении вам места предостаточно, а вы так шарахнули дверцей, что, наверное, поцарапали мне краску.
Действительно, человека, заговорившего со мной с пассажирского кресла серебристого «Вольво», стоило назвать, скорее, худым, чем толстым. На вид ему можно было дать лет пятьдесят, хотя несложно и ошибиться, потому что лица почти совсем не было видно за пижонскими очками, обвешанными какой-то незнакомой мне фурнитурой. Мне показалось, что там и встроенный микрофон, и подсветка, и какие-то датчики – во всяком случае, в верхней части сложной и толстой оправы мигал оранжевый индикатор. И одежда его была под стать – навороченный, хотя и не новый, джинсовый костюм, карманы на котором вызывающе топорщились, ремень с массивной пряжкой и голубая рубашка-поло с надписью над кармашком: «Король улыбок», хотя представить себе улыбку на этих плотно сжатых губах лично мне было затруднительно. Кроссовки же, судя по всему, стоили не меньше, чем весь мой гардероб вместе взятый. Я прикинула на глазок общую стоимость прикида этого «Короля улыбок» - выходило, что в средствах он, ну, никак не стеснён. К тому же он, похоже, имел и личного шофёра, и секьюрити: на водительском месте у него сидел интересный шатен в строгом костюме-тройке с галстуком, точь-в-точь под цвет машины, а на заднем сидении – в обнимку с каким-то громоздким агрегатом – здоровый бритый негр в спортивном комбезе с пудовыми кулачищами.
Тут же, впрочем, выяснилось, что шофёр едва ли наёмный работник, потому что он обратился к своему пассажиру без тени почтения:
- Не начинай скандал и не пугай девушку, я тебя прошу. Давай мы хотя бы однажды для разнообразия зарегистрируемся без эксцессов.
«Похоже, этот тип тоже прибыл на конференцию», - подумала я. Мне сделалось интересно.
- Я готов молчать, как рыба, - откликнулся сварливый «Король улыбок» тем же тоном, - если ты просветишь меня, как мне теперь протиснуться в щель между твоей и её колымагами.
- Подожди протискиваться - я сейчас сам подвину автомобиль, как нужно, и ты выйдешь.
- Что, неужели места недостаточно? – возмутилась я.
- Для твоей тощей задницы и меньшего бы хватило, - немедленно отреагировал «Король улыбок». – Для инвалидного кресла – мало.
Только теперь я догадалась, что агрегат на заднем сидении – сложенное инвалидное кресло, а заодно обратила внимание на то, что прежде не бросилось мне в глаза: и руки, лежащие на коленях, и сами обтянутые джинсами колени «Короля улыбок» выглядели неумело слепленными из пластилина подобиями человеческих рук и коленей – с буграми и неровностями в самых неожиданных местах. Мне сделалось неловко – оказывается, я вступила в перебранку с беспомощным калекой.
- Простите, - пробормотала я. – Я не подумала…
- Не подумала, что человек, чей скелет больше смахивает на корягу, должен пользоваться инвалидным креслом? – фыркнул он. - Недалёкого же ты ума, девочка!
- Хаус, перестань, - снова попросил шофёр, и только тут до меня дошло, что «Король улыбок» - тот самый знаменитый врач-инвалид из Принстона, доктор Хаус. Несколько лет назад о нём писали и говорили, как о жертве садиста-маньяка, человеке, искалеченном и лишившимся зрения и слуха после издевательств в одиночной камере, куда он был водворён по ложному обвинению. Я знала также, что он получил сложное восстановительное лечение, несколько операций на органе слуха, костную пластику, но я и подумать не могла увидеть его на конференции, на которую сама привезла наш уникальный проект в области заместительного протезирования.
- Так вы – доктор Хаус? – на всякий случай уточнила я. – Доктор Грегори Хаус? – боюсь, в моём голосе послышалось восхищение, потому что «Король улыбок» недовольно поморщился, а ответил, как разболтанный подросток:
- Ну? И чо? – он уставился своими очками прямо мне в лицо, и я подумала, что насчёт слепоты журналисты преувеличили: он явно видит.
- Я… я восхищаюсь вашим мужеством, доктор. То, что вы смогли после всего, что с вами произошло…
Он сморщился так, словно надкусил через кожуру недоспелый лайм:
- Ой, отвали! – протянул длинную руку, ухватил своей изуродованной кистью дверцу и так хватанул ею, закрывая, что металл громко лязгнул. Шофёр его дёрнулся и хотел было что-то сказать, но передумал – только втянул носом воздух и, прикрыв глаза, медленно выдохнул, успокаивая нервы, а негр-секьюрити так и не пошевелился.
Разумеется, я поспешно освободила парковочное место и поехала искать другое, которое нашлось с таким трудом и так далеко от центрального входа, что я едва не опоздала к началу первого доклада. А предстояло ещё сбросить слайды презентации на общий проектор.
Но, входя в зал, я снова невольно зацепилась глазами за уже знакомую троицу – «Король улыбок» восседал в инвалидном кресле в боковом проходе на уровне третьего ряда, игнорируя специальные места для инвалидов, негр его стоял рядом, а шофёр сидел на соседнем месте с прицепленным к лацкану пиджака бейджем: «Доктор Джеймс Уилсон. Онкология. Принстон»
Место через проход оказалось свободным, и я заняла его, тут же услышав тихую перебранку:
- Ни хрена не вижу, - раздражённо шипел «Король улыбок», пытаясь своими изуродованными, но довольно подвижными пальцами что-то подкрутить на оправе своих оригинальных очков. – Поправь сейчас.
- Хаус, я не могу этого сделать, пока очки на тебе. И ты не можешь их снять прямо в аудитории.
- Почему? Из страха шокировать нервных подростков и вызвать преждевременные роды у беременных? Поправь сейчас.
- Поправлю в перерыв. А пока просто слушай – слайды будут в записи.
- Нет, я хочу видеть слайды, а не просто слушать, параллельно выжигая мозг бессмысленными пятнами. Поправь сейчас, или я их вообще сниму и буду сидеть без них до перерыва.
Доктор Уилсон тяжело вздохнул, сдаваясь, и, потянувшись, осторожно снял с него очки. К счастью, большинство смотрело на сцену, поэтому от визга пришлось удерживаться только мне. То место на лице доктора Хауса, где должны были быть глаза, представляло собой белесоватое от келоидных шрамов поле с двумя углублениями пустых глазниц, немного похожих на воронки от снарядов – в детстве видела такие на полигоне, куда меня возил отец – военный. Прямо из этих воронок у их наружного края торчали какие-то металлические штуковины, похожие на жвала или усики насекомого, заканчивающиеся плоскими металлическими же пластинами. Я поняла, что это – контакты для очков, являющихся, по-видимому, электронными преобразователями света в модулируемые нейроимпульсы – слышала о таком ноу-хау института нейрохирургии. Я даже вспомнила, что такие же контакты должны быть у доктора Хауса вживлены и где-то сзади, ближе к затылку, к зрительной зоне мозга. Так вот, значит, как он видит…
Несмотря на всё то, что он говорил, доктор Хаус явно не хотел публичной демонстрации своего лица - ожидая, пока доктор Уилсон что-то там сделает с его очками, он ссутулился, опустил голову и прикрылся ладонями с боков. Докладчик между тем продолжал выступление, но я почти перестала воспринимать, что он говорит, а вместо этого ожесточённо грызла ноготь и моргала, как заведённая, лишь бы не разреветься. Меня трясло и больше всего на свете хотелось сейчас съёжиться и обхватить себя руками за плечи.
Как вдруг я заметила, что «доктор Уилсон. Онкология. Принстон» перестал возиться с оправой и пристально смотрит на меня, укоризненно качая головой. Мне захотелось теперь не только обхватить себя руками, но и, пожалуй, провалиться сквозь землю. Не помню, как я отвела взгляд и уставилась в экран своего ноутбука, но когда мне снова хватило решимости взглянуть на них, всё уже было в порядке: очки заняли место на лице своего владельца, и, судя по положению головы доктора Хауса, он как-то смотрел на экран.
Мой доклад следовал сразу после перерыва. Едва этот перерыв объявили, доктор Уилсон наклонился к «Королю улыбок» и что-то спросил. По тому, как доктор Хаус поворачивал голову, слушая его, я поняла, что слышит он только одним ухом, и на этом ухе у него – в дополнение к очкам – висела ракушка – динамик, не то для телефона, не то – связь с переводчиком. Вопросов было задано, судя по всему три: на первый он кивнул, на второй помотал головой отрицательно, а на третий вдруг засмеялся и, хлопнув искалеченной рукой доктора Уилсона по колену, сам что-то спросил. Вид его смеющихся губ и звук его смеха после того, что я успела увидеть у него под очками, слегка шокировали, а громила-негр, в свою очередь, пошептавшись с ними обоими, тут же снялся с места и вдруг шагнул прямо ко мне.
- Доктор Нора-Энн Кастл? – спросил он, указывая на мой бейджик. Против ожидания, голос у него оказался мягкий и довольно интеллигентный.
- Да, это я.
- Очень приятно. Меня зовут Кларенс. Скажите, ведь это ваш доклад заявлен первым во второй части, правда? Ну, конечно, ваш… Доктор Уилсон – вон тот человек, в сером костюме – просит вас уделить ему и доктору Хаусу после окончания конференции несколько минут для конфиденциального разговора. Вы могли бы спуститься в маленький бар в первом этаже, чтобы встретиться с ними в непринуждённой обстановке? Это не займёт много вашего времени, доктор Кастл.
- Ну, конечно, - пробормотала я, при этом не совсем понимая, о чём они могут хотеть конфиденциально говорить со мной. Впрочем, попроси меня сейчас доктор Уилсон станцевать перед доктором Хаусом стриптиз на столе, я бы и то, пожалуй, согласилась – у меня так и стояло перед глазами изрытое воронками поле военного полигона. Человек с таким пейзажем на месте глаз и с торчащими из головы металлическими контактами, мне показалось, имеет право требовать от людей с нормальным зрением немного большего, чем они от него.
Заручившись моим согласием, Кларенс кивнул и пошёл по проходу к выходу из зала. Впрочем, отсутствовал он недолго – вернулся с двумя стаканчиками кофе, один из которых предложил доктору Уилсону, а второй вместе с приличного размера чизбургером - доктору Хаусу.
С бутербродом и кофе доктор Хаус управлялся ловко, но движения его пальцев выглядели странными и неестественными. Казалось, что суставы в них расположены не там и не так, как у других людей, хотя растяжка у него была при имеющихся условиях – будь здоров, я когда-то училась в музыкальной школе, и знаю, что такое достигается упорными многочасовыми упражнениями. Ему как раз хватило перерыва, чтобы доесть и допить, а выбрасывать стаканчики негр шёл уже под утихающий шум рассаживающихся по местам участников конференции.
Я встала и пошла к кафедре, слыша на ходу, как председательствующий доктор Конноли объявляет залу о моих регалиях.
Доклад занял не слишком много времени – демонстрационные кадры всё сказали лучше, чем мог бы любой оратор. Наш аппарат, изготовленный из гибкого пластика, управлялся электронным мозгом, контактирующим с мозгом пациента через уникальный интерфейс – именно из-за этого интерфейса мы и могли претендовать на признание и финансирование. Последнее, кстати, и было основной целью моего приезда сюда. В качестве модели нами был продемонстрирован опытный образец, при помощи которого пациент сорока лет с тяжёлой формой амиотрофии демонстрировал свои первые шаги. Без нашего аппарата он с трудом мог поворачиваться в постели, но, закрепив на его теле приводы и каркас на подвижных шарнирах, мы наглядно продемонстрировали не просто появившуюся у него возможность ходить, но – и это главное – возможность самому управлять своими перемещениями в пространстве, без посторонней помощи.
- Конечно, вы видите, что все эти движения не плавные и не точные, - извиняющимся тоном завершила выступление я, - но ведь и младенец учится ходить неуверенно, хотя он-то пользуется аппаратом, данным ему от Бога – строителя куда более умного и умелого, чем его жалкое подобие – человек.
- Это ж надо, так изгадить под конец собственное выступление, - раздался из зала уже знакомый мне голос – не то, чтобы очень громкий, но вполне слышимый. – По-вашему, творец, подаривший миру заболевания опорно-двигательного аппарата, заслуживает большего, чем его «жалкое подобие», взявшееся избавить мир от последствий оных? Или этой ложной скромностью и ложным же самоуничижением вы надеетесь что-то для себя выторговать?
Доктор Хаус развалился в своём кресле, вытянув ноги куда дальше подножки, одну руку свесив с подлокотника, а другой картинно подперев голову, и неотрывно пялился на меня своими светопреобразующими очками. Я совершенно растерялась, а, растерявшись, по своей дурной привычке, впала в крайность и начала дерзить:
- Выторговывать мне нечего, доктор Хаус – я тут не коней продаю. Но речь идёт о большой работе, ещё и наполовину не проделанной. Так что нас ещё ожидают впереди трудности и подводные камни, о которые всё может разбиться, что, собственно, и мешает мне равнять себя с богом. Потому что, как бы ни был наш аппарат хорош, он не вернёт человеку подвижности его мышц или чувствительности нервов при их парализации. Но мы уже сейчас можем помочь этому человеку обрести контроль если не над телом своим, то над своей жизнью, во всяком случае, а это стоит довольно дорого – как человек, зависящий от посторонних, сами знаете…
За последнюю фразу меня бы следовало пристыдить и даже отшлёпать – последнее дело переходить на личности, но уж очень он меня выбесил своим небрежным тоном.
Однако мой оппонент виду не подал, что задет.
- Кто руководит проектом? – всё так же насмешливо спросил он. – Кто послал сюда молодую красивую куклу и дёргает её за ниточки из-за кулис?
Я, конечно, понимала, что это – маленькая месть – не более того – но всё-таки у меня задрожал голос.
- Доктор Хаус, аппарат «Электромиостеп» - моё изобретение. И руководитель проекта – я.
Не знаю, что бы он на это ответил, но, видимо, мой собственный ответ прозвучал так отчаянно, что аудитория, сжалившись надо мной, наконец-то разразилась аплодисментами.
На своё место я не пошла – ведь мне пришлось бы снова проходить мимо «Короля улыбок» и его свиты. Так что я просто села на свободное кресло в другом секторе зала и сидела, постепенно успокаиваясь, пока не вспомнила о назначенной мне встрече в баре.
Не то, чтобы я перестала думать, будто доктор Хаус по-прежнему достоин стриптиза на столе, но энтузиазм, с которым я готова была всего каких-нибудь полчаса назад его исполнить, несколько потускнел. Как вдруг я почувствовала, что меня легонько толкают и суют в руку записку. Не слишком чётким почерком, сильно наклонённым влево, там было написано: «Пожалуйста, извините выходку моего друга, доктор Кастл, и, дважды пожалуйста, не отказывайтесь от разговора о котором я просил вас через Кларенса. Джеймс Уилсон». Я подняла голову и посмотрела в их сторону. Доктор Уилсон глядел прямо на меня, ожидая ответа. Я кивнула головой. Тогда и он кивнул мне и улыбнулся, явно успокоенный и удовлетворённый.
До конца последнего доклада доктор Хаус не высидел – что-то сказал своим спутникам, и я увидела, как негр с извиняющимся лицом покатил его кресло по проходу к выходу, и сам Хаус казался в нём как-то одновременно и напряжённым, и усталым. Следом потихоньку выскользнул и Уилсон.
Дождавшись начала прений и убедившись в том, что моего проекта они, пожалуй, так и не коснуться, я через какое-то время и сама потихоньку выбралась из зала.
Маленький бар, о котором говорил Кларенс, оказался на удивление уютным и приятным местом. Стены, обитые светлым деревом, наводили мысли на что-то домашнее, патриархальное, и даже барная стойка выглядела, как бабушкин буфет, в котором всегда найдётся свежее варенье. В зале было немноголюдно, на эстраде играл живую, а не громко агонизирующую, музыку джаз-квартет, и я от входа сразу увидела тех, с кем собиралась встретиться. Доктор Уилсон тянул через трубочку коктейль, чёрный секьюрити с аппетитом уничтожал рагу, а сам «Король улыбок»… он, кажется, спал, свесив голову на грудь, а руки – с подлокотников своего инвалидного кресла. Странно, но на колене у него я заметила какую-то странную вещицу – мягкую, некогда белую, но уже замызганную игрушку, сделанную в виде продолговатой таблетки с тонкими ручками и ножками, бусинками-глазами и большой выпуклой буквой «V» на корпусе.
Когда я приблизилась, доктор Уилсон, стараясь проделать это украдкой, быстрым движением прихватил игрушку и хотел спрятать в карман, но Кларенс придержал его руку:
- Не надо. Док может расстроиться.
Тогда Уилсон передумал и аккуратно затолкал игрушку в нагрудный карман «Короля улыбок». Я подумала, что эта вещица могла быть чем-то вроде талисмана, но додумать эту мысль не успела – доктор Уилсон сделал жест, повелевающий мне остановиться в паре шагов от столика, и положил руку спящему доктору Хаусу на плечо:
- Хаус, дружище, - негромко позвал он, поглаживая это плечо мягкими круговыми движениями. – Проснись. Мисс Кастл пришла.
Хаус вздрогнул, весь как-то неуловимо передёрнулся, качнул головой, подобрал ноги на подножку и сел прямо. Я имею в виду, настолько прямо, насколько мог, потому что его грудная клетка горбато кривилась, и ему стоило труда удерживать положение, являющееся для здорового человека физиологичным. Убедившись, что он проснулся, Уилсон оставил его плечо, встал и предложил мне стул.
- Простите, что заставили вас ждать, да ещё так невежливо,- самым светским и бесстрастным тоном проговорил он. - Но доктор Хаус задремал, утомлённый долгим заседанием, а для него очень важно просыпаться в обществе только близко знакомых людей.
- И когда это я успел онеметь настолько, что стал нуждаться в специальном говорильном аппарате вне моей собственной гортани, да ещё с ангажементом в «Sorry solution - community»? – с едким сарказмом перебил его «Король улыбок», а мне небрежно махнул рукой, одновременно вроде бы и приветствуя, и указывая на стул. – Ну, садитесь, «жалкое подобие творца», поболтаем… Что будете пить? Скотч? Текилу? Может быть, виски?
- Спасибо, - отказалась я. – Предпочитаю разговор на трезвую голову. Как я поняла, доктор Хаус, вы, несмотря на столь явный скепсис там, в зале, заинтересовались нашим проектом? – я обращалась прямо к нему, а не к позвавшему меня на встречу Уилсону, потому что определить, кто у них правит бал, не составляло труда.
- Эти очки несовершенны, - вдруг сказал доктор Хаус, как мне подумалось, нечто, на первый взгляд никак не относящееся к теме. – Если речь идёт о плоском изображении – экране телевизора или компьютера, или просто теневом изображении проектора, нужно менять диапазон всех регулировок, да и то картинка дерьмовая, а переводя взгляд на предметы реального мира, приходится проделывать это снова. Очень неудобно. Разрешение плохое, цветопередача вообще на нуле. Это немного похоже на те мутные кадры из старых фильмов, когда герой смотрит в темноте через инфракрасный прицел в затылок какому-нибудь феерическому злодею. К тому же, есть проблемы и помельче: например, гаджет тяжеловат, к концу дня голова начинает болеть, да и места выхода контактов постоянно травмируются – это предрасполагает к неоплазиям.
Я слушала, не вполне понимая, зачем он это всё говорит.
- Тем не менее, - продолжил он, - для меня это – единственная возможность получать хоть какое-то подобие зрительных образов, а если разобраться, не так это и мало. У меня нет глаз, они вырезаны из глазниц – не слишком приятное зрелище, поэтому мой человеколюбивый друг настаивает на том, чтобы я никогда не снимал очков прилюдно. Его мотивы можно понять. И ваш творец не дал мне возможности видеть на бис, хотя на мученика – настоящего, коронованного, с нетленными мощами – я вполне себе тяну, а по библейским канонам это должно давать определённые гарантии. Но нет – ничего, даже жалкий шматок сетчатой оболочки не вырос бы у меня за одну ночь, как бы горячо я ни молился. А вот «жалкие подобия» сделали это, - он легонько постучал своим изуродованным пальцем по краю оправы, - и я могу даже прочесть крупный шрифт – ну, правда, очень крупный - такой, например, каким был набран заголовок вашей презентации. Могу прочесть его «глазами», не имея глаз, как таковых – по вашему, это меньшее чудо, чем втихаря добавить в воду спирт или собрать в пустыне пару кастрюлек манной каши, принесённой откуда-то ураганом?
- Вы меня сюда ради теологических дебатов пригласили? – кротко спросила я. – Если да, то я, пожалуй, в таких спорах некомпетентна. Думаю, однако, дело не в библейских притчах, а всё-таки в «электромиостепе». Потому что «встань и иди» сейчас вернее дождаться от науки, чем от господа.
Второй раз за сегодняшний день я услышала смех доктора Хауса – отрывистый и короткий.
- Молодец. Так и бери быка за рога, девчонка – незачем воду лить. А то «жалкое подобие бога», «несовершенство творения»… Впрочем, я не хочу, чтобы вы думали, будто я собираюсь впадать в восторженный транс по поводу вашей разработки: она – тут вы, пожалуй, даже были правы - так же несовершенна и неуклюжа, как мои очки и даёт, скорее, иллюзию контроля, чем истинный контроль над своим телом. Но выбирать мне не из чего – другие ещё хуже. Сами видите, с каким опорно-двигательным аппаратом мне приходится иметь дело. Он разрушен так, что как бы ни изгалялись, ортопеды, остаются вещи, которых не поправишь – перебитые нервы, ложные суставы… У этих ребят золотые руки, но собрать человеческий скелет, как конструктор-лего, им слабо. Да и мне нельзя столько времени проводить под наркозом, эта штука убивает мозг, а мозг – мой рабочий орган. Я уже перенёс тринадцать вмешательств – хорошее число, стоило бы на нём и остановиться. Поэтому ожидаемое деловое предложение: сотрудничество в вашем проекте с тем, чтобы получить в своё распоряжение опытный образец. Что скажете?
Я задумалась. Возможно, доктор Хаус стоил того, чтобы подарить ему «электромиостеп», но позволить ему называть это сотрудничеством только ради его самолюбия, было бы с моей стороны неуважением к его интеллекту.
- Я что-то не вижу путей этого сотрудничества, - честно призналась я. – Вы – не программист, не ортопед, не инженер, даже не хирург – я слабо себе представляю, как вас можно задействовать в проекте, кроме, разве что, роли муляжа.
Уилсон при этих моих словах беспокойно шевельнулся на своём месте, словно собираясь дать мне отпор, и этот чёрный монстр Кларенс нахмурился, но сам «Король улыбок» опередил их.
- А деньги? – резко спросил он. – Есть у вас деньги на продолжение своих экспериментов и инженерных доводок? Хотя вы и сказали мне, что не конями пытаетесь торговать, впечатление такое, что именно конями торговать вы и приехали – ведь никакого научного открытия ваш проект в себе не несёт. Так зачем же вы вылезли с вашим докладом, как не с тайной целью срубить тысчонку-другую на булавки вашему… как его? – «электромиостепу». Кстати, название на редкость идиотское.
- Послушайте, - я почувствовала, что выхожу из себя – главным образом потому, что он с самого начала так запросто вычислил мои меркантильные мотивы пребывания здесь. – Какова цель всех этих ваших издевательств? Я представила проект по теме. Хороший, нужный проект, новаторский проект. Интерфейс между мозгом и искусственной конструкцией – завтрашний день протезирования. Какого чёрта вы цепляетесь ко мне с вашими придирками, ни одна из которых не по существу?
- Потому что по существу проект и впрямь хорош, - спокойно ответил он и добавил, снова повергнув меня в лёгкий шок. – Что вы скажете, если я возьмусь профинансировать следующий этап?
Я смотрела на него во все глаза, но, кажется, он не шутил. К тому же, человек, сумевший заполучить для себя такие очки, по моим подсчётам, должен был стоить не меньше десятка миллионов долларов, так что я подумала-подумала и спросила:
- Какой же суммой вы готовы пожертвовать?
Он помолчал, потрогал пальцами нагрудный карман, бугрившийся над засунутой туда мягкой игрушкой, после чего небрежно буркнул:
- Пять миллионов.
- Сколько? – ахнула я, никак не готовая к такой сумме.
- Хаус… - протестующе подал голос доктор Уилсон. – Может быть, стоит сначала…
- Пять миллионов, - на этот раз отчётливо повторил он. – Может быть, эти деньги принадлежат не мне, а тебе, Уилсон? Может быть, это твоя компенсация за некоторые неудобства, связанные с выкалыванием глаз и выламыванием костей? Может быть, кто-то сегодня ночью счёл меня недееспособным и назначил тебя мне в опекуны? Я говорю «сегодня ночью», потому что только вчера я снимал деньги с карточки, и счет не был заблокирован. А сегодня мне уже не обойтись без твоей санкции?
Кажется, это был какой-то старый конфликт между ними, поэтому напряжение в голосе доктора Хауса, хотя он говорил очень тихо, показалось мне чрезмерным. И Уилсон тут же стушевался, и голос его упал:
- Нет-нет, конечно, нет, Хаус. Решения принимаешь ты, полностью ты, - забормотал он. - Я только присутствую, только помогаю тебе с пуговицами и шнурками, ну, ещё со всякими незначащими мелочами, вроде ключей, или мелких монет, или парковочных талонов… да-да, талонов, именно, - он говорил смиренно, очень смиренно, но доктор Хаус как-то беспокойно завозился и даже чуть порозовел – как мне показалось, доктор Уилсон немного уел его, но, не зная предыстории, я не поняла чем, смирением или упоминанием о парковочных талонах. Во всяком случае доктор Хаус снова весь как-то передёрнулся в своём кресле, одной рукой нащупал в кармане игрушку, а другую протянул через стол и толкнул спокойно лежащую возле бокала руку Уилсона.
- Здесь слишком много шума и людей, - извиняющимся тоном проговорил он.
- Конечно, - быстро сказал Уилсон, сразу меняя тон с нарочито смиренного на сочувственный. – Послушай, серьёзно: если ты хочешь вложиться в этот проект, никто не вправе мешать тебе. Но так же дела не делаются, нужно, наверное, посмотреть образец, попробовать его в действии, ну, и потом заключить договор, всё оформить. Нам придётся приехать в институт доктора Кастл, да я и не думаю, что она всё решает единолично – ведь правда же, доктор Кастл?
Не знаю, какого ответа он от меня ждал и не разочаровался ли, но я заявила, что процессуально, как генеральный руководитель проекта, я вполне самостоятельна.
- Хотя, конечно, кота лучше сначала вытащить из мешка.
- Конечно, - сказал Хаус. – Роль муляжа я тоже имею в виду прибрать к рукам, так что без визита в эпицентр робототворения не обойтись. К тому же, буду претендовать на освоение доводки моделей на себе, пока не получу то, что меня устроит.
Только в этот момент до меня, наконец, дошло, что у меня попросту покупают мой «электромиостеп», что называется, на корню. Но я снова посмотрела на фигуру, скорчившуюся в инвалидном кресле, и решила для себя, что не такой уж скверный экземпляр покупателя мне достался – доктор Хаус мог сделаться довольно-таки выигрышной рекламой, если аппарат ему подойдёт. Я представила себе одну из будущих конференций, и как доктор Хаус в своём джинсовом костюме и рубашке-поло с надписью на кармашке, почти закрытой болтающимися ножками человека-таблетки, медленно, с дёрганой грацией марионетки идёт по проходу и поднимается по ступенькам к трибуне, чтобы делать доклад, и мне вдруг до боли захотелось, действительно, увидеть это, увидеть его на ногах, возвышающимся более, чем на шесть футов – судя по всему, он был раньше высокого роста – и в моём страстном желании в этот миг уже почти не было ничего коммерческого.
@темы: Доктор Хаус, Творческое
Вы не могли бы дать ссылки на "Карандаши опасны" и "Контракт", а также на другие фики этой вселенной?
Я пыталась найти их сама, но безуспешно.
Посетите также мою страничку
hospital.tula-zdrav.ru/question/how-to-improve-... как открыть счет в иностранном банке юридическому лицу
33490-+